Мальчик кричал и плакал, умаляя воспитателя прекратить:
Асе 15 лет. Родители отказались от нее при рождении. «Я только помню, что я самая младшая из всех. А сколько у меня братьев и сестер и где они — не знаю». В 7 лет Асю забрали приемные родители, но в 12 вернули обратно. «Не сложилось у нас», — спокойно говорит Ася.
Почему девочка попала в детский дом V типа для плохо видящих и плохо слышащих детей — загадка. Видит и слышит она хорошо. То, что она там увидела, повергло ее в шок.
«Воспитатели били детей, били очень жестко. В ход шли кулаки, тапки, швабры, половники. Причин как таковых практически не было. На моих глазах мальчика били сначала веником, а когда веник сломался, его добили кулаками. Избили до крови. Потом сказали: «Иди умойся и успокойся» — это все, что прозвучало.
Очень любят топить детей — в снег, в воду — горячую и холодную — головой, за какую-то провинность и просто так. Вику и Сашу топили, потому что воспитатель их не любила очень и за любую мелочь могла их побить. Как-то я вижу, что Вика и Саша идут в майке и трусах и все мокрые. Спрашиваю: «Почему вы мокрые?» — «Нас купали» — «Кто купал?» — «Молочуева в снегу головой купала». Вика очень сильно боялась. Достаточно было сказать: «Я сейчас Татьяну Владимировну позову», и Вика начинала плакать.
Маленькие дети стояли, и им мыли голову. Они стояли в ряд у стенки, а один пацан отбежал от стенки, за это его Молочуева взяла и очень сильно головой об стенку стукнула. Это было очень жестко — я это тоже видела. Он очень сильно заплакал, конечно, — это было ему наказание, наверное, за то, что он отошел от стенки».
— Сколько человек среди воспитателей издевались над детьми?
— Все. Те, кого я знаю точно — Молочуева Татьяна Владимировна, Фтодосьева Ольга Николаевна, Касьян Татьяна Владимировна. В последнее время новенькая пришла — Зудилова. Это она была свидетельницей того, как били Кирилла, она дверь держала.
С избиения 12-летнего Кирилла все и началось. Мальчик не прижился в группе и подвергался частым издевательствам со стороны других детей. Когда же он начал писать записки о помощи старшей группе, воспитатели устроили ему экзекуцию.
«Как его били: сначала вокруг него водили хороводы, пели песни, потом накрывали одеялом, душили и били ногами, — рассказывает Ася, которая наблюдала это несколько минут, пока перед ней не закрыли дверь. — Били дети по приказу воспитателей, и воспитатель с ними стояла и била. Ему было совсем плохо, он был весь красный, ему дали таблетку, и он спал потом очень долго».
Все записки были потом уничтожены, но одну из них Асе удалось сохранить:
Тогда дети — три человека, в том числе Ася — решили пойти все рассказать директору.
«Я думала, что все злые, кроме директора, ей рассказать — и будет все хорошо. Это были мои наивные мечты», — вспоминает девочка. Директор Ольга Шевченко, по ее словам, сначала слушала их рассказы, а потом позвала воспитателей, те все отрицали, и в итоге она поверила им.
Зато у воспитанников появился союзник: воспитательница Альбина Урбанская, проработавшая в этом детском доме 8 лет, решилась написать заявления в полицию. Вскоре после инцидента с Кириллом она уволилась, а историей детского дома номер 46 заинтересовались журналисты.
«Вы спрашиваете, почему я восемь лет молчала? — говорит Альбина.— Восемь лет дети прибегали, рассказывали, но не было доказательств. Когда это случилось с Кириллом, то были эти его записки, и ведь все записки уничтожили, но одна осталась. Тогда я обратилась за помощью в Русфонд, меня там поддержали. Тогда же я решила уйти и уволилась, хотя теперь говорят, что меня уволили. Я, конечно же, верю детям. Дети просто так не будут рассказывать».
Я связалась по телефону с еще одной бывшей сотрудницей детского дома 46, уволившейся 7 лет назад и пожелавшей остаться неназванной. «Я не хочу об этом говорить, я это все уже пережила и не хочу вспоминать. Не звоните мне больше, — сказала она и после паузы все же добавила: — Все то, что говорят дети, имеет место быть. Это никакое не вранье. А то, что все это ни к чему не приведет, это понятно. Дай бог Альбине здоровья и сил. Но думаю, что ничего не изменится. До руководства не достучаться. Много приходило нормальных (сотрудников — прим. ред.), но нормальные работать там не будут. Это не коллектив, это гадюшник, там все не для детей».
После того, как об издевательствах над детьми рассказали РЕН ТВ; "Получи прямую ссылку")
и»Коммерсант», департамент соцзащиты населения города Москвы создал специальную комиссию по проверке заявлений детей о жестоком обращении.
«Смотрите, как нас готовили к комиссии, — рассказывает Ася. — Заходила Татьяна Петровна в группы и говорила: «Дети, как вам тут живется?». Все ей: «Хорошо!» — «Вас не бьют?» — «Не-е-ет!» — «Как вас кормят, хорошо?» — «Хорошо!» А я спросила: «А можно, я всю правду расскажу?» Мне сказали: «Нет, ты что, шутишь, что ли? Они приедут и уедут, а нам здесь с вами жить». Золотая фраза прозвучала. И я ничего не рассказала».
А потом Асю, Кирилла и Вику перевели в другие интернаты — восьмого вида. Восьмой вид, объясняет Ася, — это для умственно-отсталых детей.
— Почему тебя, нормального ребенка, отправили в интернат восьмого вида?
— Мне никто ничего не объяснил, никто ничего не рассказал, я за 20 минут оказалась в другом месте, и мне сказали там жить. Я ничего больше не знаю. Да, тут дети не те, но тут не бьют, я хотя бы этому рада.
Бывший уполномоченный по правам ребенка в РФ Алексей Головань был одним из членов созданной департаментом соцзащиты комиссии. «Я сам лично с детьми не разговаривал, с ними разговаривали психологи, — рассказал он. — По совокупности (полученной информации — прим. ред.) было направлено обращение в прокуратуру с просьбой провести проверку, проверить не только нынешних сотрудников, но и бывших».
Я позвонила в детский дом номер 46 и попросила к телефону директора, после чего трубку взяла женщина.
— Это Ольга Анатольевна?
— Нет.
Директор нового детского дома Аси разрешил ей ходить в общеобразовательную школу и даже помог с этим: Ася выбрала школу с изучением итальянского языка.
«Я хочу побороться за свою судьбу. Если я закончу школу — а я ее закончу, — я хотела бы поступить в институт. Я спросила директора: «Возможно ли об этом мечтать?» Он сказал: «Все зависит от тебя». У меня есть цель. Я хочу пойти на юридический».
К девочке, уверяет она, ее нынешний директор относится хорошо, но об истории с детским домом номер 46 слышать не хочет.
— Чего ты добиваешься сейчас?
— Чтобы хотя бы нас признали нормальными и нам поверили, что это правда. Нам никто не верит, говорят, что мы обманываем, что мы типа дебилы и не можем говорить правду. Мы хотим, чтобы нам поверили, потому что это действительно правда.
В отделе по делам несовершеннолетних ОВД «Гольяново» разговаривать о результатах расследования издевательств над воспитанниками детского дома 46 отказались. Это то самое отделение, которое возвращает рабовладельцам беглых рабов.
Детский ад номер 46
Асе 15 лет. Родители отказались от нее при рождении. «Я только помню, что я самая младшая из всех. А сколько у меня братьев и сестер и где они — не знаю». В 7 лет Асю забрали приемные родители, но в 12 вернули обратно. «Не сложилось у нас», — спокойно говорит Ася.
Почему девочка попала в детский дом V типа для плохо видящих и плохо слышащих детей — загадка. Видит и слышит она хорошо. То, что она там увидела, повергло ее в шок.
«Воспитатели били детей, били очень жестко. В ход шли кулаки, тапки, швабры, половники. Причин как таковых практически не было. На моих глазах мальчика били сначала веником, а когда веник сломался, его добили кулаками. Избили до крови. Потом сказали: «Иди умойся и успокойся» — это все, что прозвучало.
Очень любят топить детей — в снег, в воду — горячую и холодную — головой, за какую-то провинность и просто так. Вику и Сашу топили, потому что воспитатель их не любила очень и за любую мелочь могла их побить. Как-то я вижу, что Вика и Саша идут в майке и трусах и все мокрые. Спрашиваю: «Почему вы мокрые?» — «Нас купали» — «Кто купал?» — «Молочуева в снегу головой купала». Вика очень сильно боялась. Достаточно было сказать: «Я сейчас Татьяну Владимировну позову», и Вика начинала плакать.
Маленькие дети стояли, и им мыли голову. Они стояли в ряд у стенки, а один пацан отбежал от стенки, за это его Молочуева взяла и очень сильно головой об стенку стукнула. Это было очень жестко — я это тоже видела. Он очень сильно заплакал, конечно, — это было ему наказание, наверное, за то, что он отошел от стенки».
— Сколько человек среди воспитателей издевались над детьми?
— Все. Те, кого я знаю точно — Молочуева Татьяна Владимировна, Фтодосьева Ольга Николаевна, Касьян Татьяна Владимировна. В последнее время новенькая пришла — Зудилова. Это она была свидетельницей того, как били Кирилла, она дверь держала.
С избиения 12-летнего Кирилла все и началось. Мальчик не прижился в группе и подвергался частым издевательствам со стороны других детей. Когда же он начал писать записки о помощи старшей группе, воспитатели устроили ему экзекуцию.
«Как его били: сначала вокруг него водили хороводы, пели песни, потом накрывали одеялом, душили и били ногами, — рассказывает Ася, которая наблюдала это несколько минут, пока перед ней не закрыли дверь. — Били дети по приказу воспитателей, и воспитатель с ними стояла и била. Ему было совсем плохо, он был весь красный, ему дали таблетку, и он спал потом очень долго».
Все записки были потом уничтожены, но одну из них Асе удалось сохранить:
Тогда дети — три человека, в том числе Ася — решили пойти все рассказать директору.
«Я думала, что все злые, кроме директора, ей рассказать — и будет все хорошо. Это были мои наивные мечты», — вспоминает девочка. Директор Ольга Шевченко, по ее словам, сначала слушала их рассказы, а потом позвала воспитателей, те все отрицали, и в итоге она поверила им.
Зато у воспитанников появился союзник: воспитательница Альбина Урбанская, проработавшая в этом детском доме 8 лет, решилась написать заявления в полицию. Вскоре после инцидента с Кириллом она уволилась, а историей детского дома номер 46 заинтересовались журналисты.
«Вы спрашиваете, почему я восемь лет молчала? — говорит Альбина.— Восемь лет дети прибегали, рассказывали, но не было доказательств. Когда это случилось с Кириллом, то были эти его записки, и ведь все записки уничтожили, но одна осталась. Тогда я обратилась за помощью в Русфонд, меня там поддержали. Тогда же я решила уйти и уволилась, хотя теперь говорят, что меня уволили. Я, конечно же, верю детям. Дети просто так не будут рассказывать».
Я связалась по телефону с еще одной бывшей сотрудницей детского дома 46, уволившейся 7 лет назад и пожелавшей остаться неназванной. «Я не хочу об этом говорить, я это все уже пережила и не хочу вспоминать. Не звоните мне больше, — сказала она и после паузы все же добавила: — Все то, что говорят дети, имеет место быть. Это никакое не вранье. А то, что все это ни к чему не приведет, это понятно. Дай бог Альбине здоровья и сил. Но думаю, что ничего не изменится. До руководства не достучаться. Много приходило нормальных (сотрудников — прим. ред.), но нормальные работать там не будут. Это не коллектив, это гадюшник, там все не для детей».
После того, как об издевательствах над детьми рассказали РЕН ТВ
«Смотрите, как нас готовили к комиссии, — рассказывает Ася. — Заходила Татьяна Петровна в группы и говорила: «Дети, как вам тут живется?». Все ей: «Хорошо!» — «Вас не бьют?» — «Не-е-ет!» — «Как вас кормят, хорошо?» — «Хорошо!» А я спросила: «А можно, я всю правду расскажу?» Мне сказали: «Нет, ты что, шутишь, что ли? Они приедут и уедут, а нам здесь с вами жить». Золотая фраза прозвучала. И я ничего не рассказала».
А потом Асю, Кирилла и Вику перевели в другие интернаты — восьмого вида. Восьмой вид, объясняет Ася, — это для умственно-отсталых детей.
— Почему тебя, нормального ребенка, отправили в интернат восьмого вида?
— Мне никто ничего не объяснил, никто ничего не рассказал, я за 20 минут оказалась в другом месте, и мне сказали там жить. Я ничего больше не знаю. Да, тут дети не те, но тут не бьют, я хотя бы этому рада.
Бывший уполномоченный по правам ребенка в РФ Алексей Головань был одним из членов созданной департаментом соцзащиты комиссии. «Я сам лично с детьми не разговаривал, с ними разговаривали психологи, — рассказал он. — По совокупности (полученной информации — прим. ред.) было направлено обращение в прокуратуру с просьбой провести проверку, проверить не только нынешних сотрудников, но и бывших».
Я позвонила в детский дом номер 46 и попросила к телефону директора, после чего трубку взяла женщина.
— Это Ольга Анатольевна?
— Нет.
— А с кем я разговариваю?
— А что вам надо?
— Я хотела бы узнать, чем кончилась проверка по заявлениям детей о жестоком обращении с ними сотрудников вашего детского дома.
— Обращайтесь в департамент соцзащиты, они вам все расскажут.
— А вы не можете мне рассказать, что происходит в детском доме?
— Нет. В департаменте все расскажут.
— Дети жалуются на жестокое обращение. Вам нечего сказать по этому поводу?
— Нечего. У нас нет таких жалоб. Все, — отрезала женщина на том конце провода и повесила трубку.
«Нам сообщают, что проверка все еще ведется, — говорит Софья Шайдуллина, координатор программы «Право нападения» Русфонда. — Мы пока не можем продолжать истерику — мы ждем результатов проверки. Очень сложно доказать жестокое обращение с детьми в принципе — видеозаписи детей в суде будут считать косвенными доказательствами, видеозаписей побоев у нас нет, и понятно, что снять побои у нас тоже никогда не получится. Нас сейчас интересует в большей степени, что делать с детьми, которых отправили в коррекционные интернаты. Мы хотим, чтобы с них сняли диагноз и они оказались нормальными».Директор нового детского дома Аси разрешил ей ходить в общеобразовательную школу и даже помог с этим: Ася выбрала школу с изучением итальянского языка.
«Я хочу побороться за свою судьбу. Если я закончу школу — а я ее закончу, — я хотела бы поступить в институт. Я спросила директора: «Возможно ли об этом мечтать?» Он сказал: «Все зависит от тебя». У меня есть цель. Я хочу пойти на юридический».
К девочке, уверяет она, ее нынешний директор относится хорошо, но об истории с детским домом номер 46 слышать не хочет.
— Чего ты добиваешься сейчас?
— Чтобы хотя бы нас признали нормальными и нам поверили, что это правда. Нам никто не верит, говорят, что мы обманываем, что мы типа дебилы и не можем говорить правду. Мы хотим, чтобы нам поверили, потому что это действительно правда.
В отделе по делам несовершеннолетних ОВД «Гольяново» разговаривать о результатах расследования издевательств над воспитанниками детского дома 46 отказались. Это то самое отделение, которое возвращает рабовладельцам беглых рабов.
Это ОВД «Гольяново» или ОПГ «Гольяново»?
Ситуация с бывшими рабами в Гольяново развивается по предсказуемому сценарию. Рабовладельцы уничтожают улики, на активистов и адвокатов оказывается давление, журналистов избивают, а бывших рабов пытаются депортировать.
Нерадостные новости сообщил Митя Алешковский в Фэйсбуке: «Только что звонил Данила Медведев, руководитель трансгуманистов, один из руководителей спасательной операции по освобождению рабов. С его слов, ситуация с освобождёнными рабами такая. Сегодня их в очередной раз пригласили в Преображенский межрайонный следственный отдел на очную ставку с рабовладельцами, хозяевами магазина. Руководитель следственной группы – Дамир Самирханов. Рабовладельцы на очную ставку опять не явились, зато явились сотрудники ОВД «Гольяново», которые пытались забрать наших девочек в ОВД, оформить их как незаконных мигрантов и депортировать из страны. Полицейские заблокировали машину с адвокатом, и спастись девушкам удалось только вызвав скорую. Сейчас их она везет в 14-ю больницу. Тем временем журналистов РЕН-ТВ, под руководством Сергея Ержакова, которые снимали сюжет о рабах у одного из работающих магазинов, принадлежащих той же семье, что держали заложников, который находится на Уральской 13, избили сотрудники полиции и отобрали камеру.
Слушайте, это ОВД «Гольяново» или ОПГ «Гольяново?»
.jpg)
Фото: www.kupiraba.ru
Напомню, что СК под давлением общественности возбудил уголовное дело по факту незаконного удержания мигрантов в магазине «Продукты» по п. ж ч. 2 ст. 127 УК РФ «незаконное лишение свободы двух и более лиц». Адвокаты, предоставленные «Мемориалом» и «Гражданским содействием», требуют переквалификации дела на статью 127.2 «использование рабского труда» с отягчающими обстоятельствами — применением шантажа и насилия.
Надо ли говорить, что «мягкая» статья — это не единственный косяк, допущенный сотрудниками СК в целях защиты чести мундира их коллег — гольяновских полицейских, на чьей территории пышным цветом цвело рабство.
Хозяева магазина Жансулу Истанбекова и Сакен Муздыбаев вызывались на допрос в СК, но были отпущены, а обыски в их квартирах и торговых точках так и не были проведены. Ничего не мешает им уничтожить улики, оказывать давление на потерпевших и работников. До сих пор не объявлены в розыск дети сбежавшей ранее от издевательств женщины — Киргизбаевы Амир и Асель, а также пропавшая девушка Рисгуль. Не возбуждены уголовные дела по факту убийства и по факту нанесения побоев. Оказывается сильнейшее давление на потерпевших, активистов, адвокатов, журналистов.
По информации активистов, полиция (или СК?) оформляет повестки с обязательным приводом на часть освобожденных рабов, чтобы оформить административные правонарушения и депортировать. Понятно, что при этом они могут добиваться от потерпевших, чтобы те не давали показания против рабовладельцев.
Нерадостные новости сообщил Митя Алешковский в Фэйсбуке: «Только что звонил Данила Медведев, руководитель трансгуманистов, один из руководителей спасательной операции по освобождению рабов. С его слов, ситуация с освобождёнными рабами такая. Сегодня их в очередной раз пригласили в Преображенский межрайонный следственный отдел на очную ставку с рабовладельцами, хозяевами магазина. Руководитель следственной группы – Дамир Самирханов. Рабовладельцы на очную ставку опять не явились, зато явились сотрудники ОВД «Гольяново», которые пытались забрать наших девочек в ОВД, оформить их как незаконных мигрантов и депортировать из страны. Полицейские заблокировали машину с адвокатом, и спастись девушкам удалось только вызвав скорую. Сейчас их она везет в 14-ю больницу. Тем временем журналистов РЕН-ТВ, под руководством Сергея Ержакова, которые снимали сюжет о рабах у одного из работающих магазинов, принадлежащих той же семье, что держали заложников, который находится на Уральской 13, избили сотрудники полиции и отобрали камеру.
Слушайте, это ОВД «Гольяново» или ОПГ «Гольяново?»
Фото: www.kupiraba.ru
Напомню, что СК под давлением общественности возбудил уголовное дело по факту незаконного удержания мигрантов в магазине «Продукты» по п. ж ч. 2 ст. 127 УК РФ «незаконное лишение свободы двух и более лиц». Адвокаты, предоставленные «Мемориалом» и «Гражданским содействием», требуют переквалификации дела на статью 127.2 «использование рабского труда» с отягчающими обстоятельствами — применением шантажа и насилия.
Надо ли говорить, что «мягкая» статья — это не единственный косяк, допущенный сотрудниками СК в целях защиты чести мундира их коллег — гольяновских полицейских, на чьей территории пышным цветом цвело рабство.
Хозяева магазина Жансулу Истанбекова и Сакен Муздыбаев вызывались на допрос в СК, но были отпущены, а обыски в их квартирах и торговых точках так и не были проведены. Ничего не мешает им уничтожить улики, оказывать давление на потерпевших и работников. До сих пор не объявлены в розыск дети сбежавшей ранее от издевательств женщины — Киргизбаевы Амир и Асель, а также пропавшая девушка Рисгуль. Не возбуждены уголовные дела по факту убийства и по факту нанесения побоев. Оказывается сильнейшее давление на потерпевших, активистов, адвокатов, журналистов.
По информации активистов, полиция (или СК?) оформляет повестки с обязательным приводом на часть освобожденных рабов, чтобы оформить административные правонарушения и депортировать. Понятно, что при этом они могут добиваться от потерпевших, чтобы те не давали показания против рабовладельцев.
Комментариев нет:
Отправить комментарий